Публикуем
продолжение беседы протоиерея Алексия Уминского, настоятеля храма Святой
Троицы в Хохлах (Москва), на тему церковной общины, а также одиночества
в церкви и в общине, которая была проведена 1 марта 2013 г. в Минске на слете Объединения молодежи Белорусской Православной Церкви.
Первое
– в общине не должно быть никаких «ценников». Самая высочайшая ценность
для общины – это храм, богослужебная жизнь. Члены общины отвечают за
храм, и отвечают тогда, когда понимают, что в храме ничего не продается,
храм – это не магазин. Я говорю о плате за «духовный продукт».
Второе
– это когда основные послушания берут на себя сами прихожане. Я сейчас
говорю о небольших общинах, не о тех, в которые входит 5 и более тысяч
человек, члены которых друг друга не знают. Я говорю о своем опыте. У
нас, например, храм прихожане убирают сами. Это происходит потому, что в
нашем храме есть списки прихожан. Людям после литургии не хочется
никуда уходить, им хочется дальше быть вместе, хочется общности во
Христе, которая приносит им радость. Поэтому у нас появилась традиция
вместе садиться за стол после богослужения и пить чай. Вскорости
прихожанки начали готовить трапезы для обеда. Вся община храма
распределена по группам. Например, есть группы, которые 3-4 раза в год
готовят трапезу для всех людей, которые пришли в храм, есть группы,
которые 3-4 раза в год убирают полностью храм после службы. Получается
так, что все прихожане обязательно друг другу немножечко служат. Потом
на трапезах люди стали задавать вопросы – и трапезы превратились в
беседы с прихожанами. Люди стали приводить также своих знакомых,
которым, возможно, на Литургии было тяжеловато ходить, и они сначала
стали приходить на трапезы и поначалу удивлялись: «А у вас не секта?»
Потом эти люди начали ходить на богослужения, потом крестились и стали
членами общины…
Однажды
мы ответили на случайно попавшее в храм письмо из колонии – и потом на
адрес храма начали приходить письма со всех колоний Российской
Федерации. У нас теперь 20 колоний, с которыми мы переписываемся,
собираем посылки. Потом стали к нам приходить люди, без определенного
места жительства... Как только у общины находится возможность проявить
себя еще в каком-то деле – это служение тут же появляется и тут же
находятся люди, которые готовы на него отозваться. В этой готовности нет
никакого формализма, не требуется никакой организации, сама жизнь все
таким образом выстраивается, что люди чувствуют свою ответственность.
Это, конечно, не просто. Кто-то отпадает от общины, кто-то приходит,
кто-то своим примером показывает, как нужно жить в общине. Тогда община
становится такой экспериментальной евангельской площадкой. Бывает, люди
ругаются, обижаются друг на друга, потом ко мне приходят и говорят:
«Вот, батюшка, она... И вот этот сделал не то... А тот вообще нас
подвел». Я отвечаю: «Стоп, вы Евангелие читали?» «Читали» – отвечают
они. «Так и живите по Евангелию, – говорю я. – Ведь среди своих легче
жить по Евангелию, чем с чужими».
На
праздник Пасхи, на Троицу, на Рождество Христово к нам в храм не
возможно зайти: приходят люди из других приходов. А у нас традиция –
после службы все идут на трапезу. И несколько раз наши самые
трудолюбивые, ответственные прихожане оставались без места за
праздничным столом, потому что приходили чужие люди и ели то, что было
приготовлено для своих. Однажды, на Пасху, я зашел в трапезную – а там
таблички с именами расставлены. «Ребята, – тогда говорю я. – Зачем вы
постились? Как вы пойдете сейчас к причастию, если вы забыли Евангелие?
Вы уже себе места приготовили за столом, а про Евангелие забыли?» Эти
люди на меня сначала обиделись. Я говорю, что как вы не можете
порадоваться тому, что сейчас придут люди, которых пусть вы и не знаете,
в первый раз в наш храм? Тогда их пробрало по-настоящему. Община тогда
становится экспериментальной площадкой для исполнения Евангелия, когда
Евангелие по-настоящему исполняется. Что, собственно говоря, нам почти
никогда не удается сделать. Потому что часто мы Евангелие не читаем, а
почитаем. Эта книга, которая скорее стала одной из форм молитвенного
правила, книга, которую мы, скорее, целуем, чем пытаемся вникнуть в ее
глубинный смысл. Мы вычитываем утренние и вечерние молитвы, выстаиваем
богослужение и также мы прочитываем главы Евангелия, потому что так
положено. А то, что написано про нас в Евангелии, мы чаще всего не
замечаем.
«Что
такое одиночество? Конечно же, наша церковь – это общество одиноких
людей. Во-первых – богослужебный круг не дает человеку расслабиться, к
тому же, человек проходит этот круг самостоятельно. Найти священника,
который бы стал твоим духовным отцом – счастье для немногих, и если
такой священник находится – это радость великая. Такой священник может
помочь человеку раскрыться и ожить, но, по сути своей, это бывает не
всегда, часто, когда храм переполненный, у священника нет возможности
дать каждому возможность быть чутко и глубоко услышанным. Но в настоящей
общине это как раз становится возможным, потому что в ней действуют
законы открытости, доверия, общей ответственности.
Община,
куда приходят люди, страдающие от одиночества, не ставит перед собой
цель решать проблемы одиночества. И церковь, в общем, не ставит перед
собой задачу решать проблемы одиночества. У церкви только одна задача –
приводить людей ко спасению. Однажды я слушал выступления одного
докладчика. В конце своего выступления он сказал, что церковь в 19 веке
не справилась со своей исторической задачей... И тут меня взорвало.
«Простите, – сказал я. – Но у церкви нет никаких исторических задач». Не
может быть у церкви исторической задачи. Никакой исторической задачи
церковь перед собой не ставит и ставить не должна. Церковь вечна, она
приводит людей ко спасению, соединяет человека и Бога. Но исторических
задач у церкви нет. В том числе и нет у церкви задач решать проблемы
человеческого одиночества. Но, зная, что церковь – есть полнота,
наполняющая все и вся, человек находит в церкви разрешение многих своих
жизненных коллизий и проблем./sobor.by
Фото: Анна Гребенчук
Комментариев нет:
Отправить комментарий